– Ну вот, – сказал Элдер, – вся комиссия в сборе. Меф, принимай гостей… Нет, вчетвером будет тесно. Сначала – я и Винезе. Остальные – потом.
Юс и Марко ощупали ложемент второго пилота.
– Меф, повтори, как было дело.
Он повторил. Пока он рассказывал, солнце, проглянув сквозь прореху в перистом облаке, неожиданно озарило наледь перед «Циклоном» и скрылось, и в той стороне тень стала гуще, и ничего уже там не было видно, кроме пронзительного (с прозеленью) света фар и прожекторов.
– Меф! – ударил в барабанные перепонки голос Накаямы. – Командира срочно просит на связь дежурный координатор.
– Если просит – пожалуйста.
– Клим? – спросил Элдер. – Что у него стряслось?
– Это не у меня стряслось – у тебя. Точнее – у вас. Я таких сейсмограмм отродясь не видывал.
– А в чем дело?
– Если б я не знал, на каком расстоянии от места вашей посадки находятся сейсмозонды, я заподозрил бы, что кто-то их пинает ногами! Юс, мне кажется, сейсморазведку Ледовой Плеши следует повторить. Похоже, Оберон гудит как надтреснутый колокол…
– Повторим, – заверил командир. – Организуем новый десант и повторим.
– Хочешь сказать, не сегодня?
– Да. Сегодня нам нужны в основном образцы ледорита со всей территории района А. Все наши дальнейшие планы зависят от того, найдем ли мы в образцах изотопные микроследы работы двигателей «Леопарда».
Во время переговоров Элдера с координатором Меф усиленно жмурился и моргал, пытаясь избавиться от мелькания этой чертовой зелени. И вдруг ощутил два толчка. Катер сильно шатнуло, и автоматика ступоходных движителей заставила «Казаранг» немного попятиться с дифферентом на корму. Окрик Элдера:
– Меф, что происходит?!
– Не знаю. Похоже, наледь дала осадку.
Он видел в зеркало, как Элдер нетерпеливо подтолкнул Винезе к выходу.
– Командир! – снова ударил в уши голос Накаямы. – Бакулин просит слова.
Элдер замер в проеме люка.
– Юс, – проговорил Бакулин, с трудом (это чувствовалось) ворочая языком, – прикажи парням… ближе к «Циклону». С Обероном шутки, видать, плохи. Кажется, я догадался: лед с планетоида унесло не… не взрывом. И вообще никуда его не уносило – карст поглотил. Ледовая Плешь – это ледовый карст. Кратер – ледово-карстовая яма, провал… – Переводя дыхание, Бакулин сделал паузу, которой никто не воспользовался. – Понимаешь, вся масса льда – внутрь… Как в прорву.
– Бред, – пробормотал кто-то.
И тут все заговорили разом:
– Почему «бред»?
– Вот именно. Мысль интересная…
– А известно тебе, сколько миллиардов тонн льда было в сегментной шапке, которую потеряла Ледовая Плешь? И вся эта масса ухнула внутрь Оберона?!
– Почему обязательно «ухнула»? Может быть, в процессе… постепенно…
– Ты мог бы представить себе необходимое количество внутренних вместилищ с достаточным для этого объемом?
– Пустот?
– Не пустот, не прорв, а именно вместилищ. Какие, к черту, пустоты внутри полужидкого планетоида! Прорва – это, конечно, впечатляющее понятие, но я хотел бы знать ее физический механизм.
– Ишь чего захотел!..
– Как ни вертите, а проблему эту Мстислав ковырнул глубоко. Никуда ведь не денешься – Кратер действительно здорово смахивает на карстовый провал. Необычайная глубина при сравнительно небольшом диаметре, почти отвесные стенки и нет обязательного для взрывных и ударно-взрывных кратеров кольцевого вала…
– …Зато есть совершенно необязательный для карстовых пропастей залп из придуманного Рамоном ледазера.
– Напрасно иронизируешь над моим ледазером, напрасно. Если у вас нет здоровья придумать что-нибудь иное, пусть будет ледазер.
– А мне, парни, тоже не нравится сейсмоактивность этой ледяной тарелки. Что-то слишком долго бродит подо льдом эхо нашего взрыва… Смотрите-ка, опять тряхнуло!..
– Но ведь Клим говорил: вся луна гудит как надтреснутый колокол.
– Погудит – перестанет.
– Она-то пусть себе гудит. Нам бы не загудеть.
– За разговором не забывай о деле – и дрожь в коленках пройдет.
– Ты нам свое бесстрашие не показывай – таких храбрецов на кладбище тринадцать на дюжину.
– Верно. Эта луна, парни, выглядит сверхподозрительно. Избыток странностей. Если не сказать – чудес…
– А что о чудесах думает сам Мстислав?
– Не дергай ты его зря! Он, между прочим, впервые на этой луне и не виноват, если процессы тут протекают такие… своеобразные. Скажем, лед сжимается, погружаясь куда-то внутрь, а излишек энергии – наружу… залпами.
– Сжимается?
– Отстань, я не гляциолог.
– Вот именно.
– Меф, слышишь меня? – голос Бакулина.
– Да.
– В глазах тоже зеленые просверки?
– Да…
– Может, это нам теперь на всю жизнь, а? – Мстислав тихо и нехорошо, неестественно рассмеялся.
Он не ответил. Справа, в той стороне, где невидимо затаилась среди наледей и торосов исполинская пропасть, мельтешили вспышки зеленых зарниц. В районе Кратера… впрочем, как и везде на просторах Ледовой Плеши, что-то происходило. Непонятно что… Ледовую равнину словно бы затягивало дымной пеленой – все там шло морщинами, складками, шевелилось, горбатилось. Лица замершего в проеме люка Элдера видеть он, конечно, не мог, но почему-то был уверен: Юс в состоянии шока. Командир не был готов к осложнениям. Они застали командира врасплох. Лед вздрагивал под ступоходами «Казаранга», быстро сгущалась мгла – возникло почти мистическое ощущение, будто Ледовая Плешь расправляет черные крылья…
– Полундра!.. – прошептал кто-то.
– Работу отставить! – встревоженным голосом приказал Асеев. – Элдер, где ты? Все по машинам! Аганн, освещение!